Бруно Кверфутский. Послание к германскому королю Генриху II

  Бруно (в монашестве — Бонифаций) Кверфуртский (ок. 975 — 9 марта 1009), почитаемый Западной церковью как священномученик, происходил из знатного восточно саксонского рода, учился в школе при магдебургском кафедральном соборе, затем состоял в придворной капелле германского императора Оттона III, к которому был очень близок. Сопровождая императора, Бруно в 996/8 г. оказался в Риме, где, под впечатлением известий о мученической кончине в Пруссии пражского епископа св. Адальберта-Войтеха, вступил в греко-латинский монастырь свв. Алексия и Бонифация (Вонифатия) на Авентине, в котором ранее одно время пребывал св. Адальберт. В Италии Бруно оказался под влиянием идеологов и практиков пустынножительства — св. Нила Нового, бывшего игумена греческого монастыря в Россано, и блаж. Ромуальда — в будущем основателя монашеской когрегации камальдулов. Покинув Рим в 1001 г. вместе с Оттоном III, Бруно вместе с императором и при поддержке польского князя Болеслава I разрабатывал планы миссионерской деятельности среди прибалтийских славян на базе одного из польских монастырей. После внезапной кончины Оттона III в 1002 г. он заручился поддержкой этих планов со стороны папы Сильвестра II, который вручил Бруно архиепископский паллий и просил нового германского короля Генриха II санкционировать рукоположение Бруно в миссийного архиепископа (т. е. не имеющего определенного диоцеза). Рукоположение Бруно магдебургским архиепископом Тагиноном состоялось в 1004 г., однако вспыхнувшая польско-немецкая война вынудила миссионера изменить первоначальные планы и посвятить себя трудам на востоке Венгрии (1004-1007 гг.). Видимо, в 1005/6 г., во время краткого визита в Польшу к Болеславу I, Бруно отправил миссийного епископа в Швецию. Намереваясь приступить к проповеди христианства среди печенегов, Бруно из Венгрии прибыл в 1008 г. в Киев, о чем подробно повествуется в «Послании к королю Генриху II«. Вернувшись от печенегов на Русь, миссионер двинулся в Польшу, откуда с помощью Болеслава I организовал миссионерскую поездку к пруссам, во время которой и погиб где-то на пограничье с Русью (см. №№ 11/4, 12/2).

  Память о миссионерских подвигах Бруно Кверфуртского в латинской агиографической традиции рано начинает контаминироваться с памятью о проповеди св. Адальберта Пражского у пруссов, а также о деятельности других, безвестных, западных миссионеров на Руси в 970-х годах (№№ 13-14, 28/2) (Назаренко 2001а. С. 339-356).

  Перу Бруно Кверфуртского принадлежат три весьма значительных сочинения, отличающихся в том числе и художественными достоинствами: помимо «Послания к королю Генриху», это — «Житие пяти братьев-пустынников», пострадавших ок. 1003 г. в Польше (Brun. Vita V fr.), и «Житие св. Адальберта Пражского» (так называемое «второе» «Житие Адальберта») (Brun. Vita Adalb.). Эти тексты рисуют Бруно не только деятельным миссионером-практиком неразделенной церкви, но и видным церковным идеологом, который ратовал за сотрудничество христианских государей в деле проповеди среди язычников.

  »Послание», написанное накануне поездки Бруно к пруссам, т.е., вероятнее всего, ближе к концу 1008 г., являясь своего рода отчетом миссионера о своих трудах последних лет, много служит и для понимания миссионерской программы Бруно Кверфуртского. В нем архиепископ достаточно мягко, но настойчиво и недвусмысленно упрекает короля за кощунственный, с его точки зрения, союз с язычниками-лютичами против христианина Болеслава Польского и призывает вместо этого направить усилия на обращение лютичей в христианство. Генриху II ставятся в пример византийский император Константин Великий и франкский — Карл Великий, a de facto также Болеслав, который озабочен обращением пруссов, и Владимир Киевский, который пошел на мир с печенегами ради евангельской проповеди среди них. Таким образом, Бруно не чужд политики (видимо, именно это имел в виду Генрих II, когда, по свидетельству «Послания», опасался, как бы Бруно «не предался, по заблуждению молодости, делам мирским, оставив духовные»: Ер. Brun. Р. 101), стремясь подчинить ее миссионерским целям и нуждам.

  Для историка Руси памятник крайне интересен как уникальное и пространное (русско-печенежский сюжет занимает более четверти целого) свидетельство современника об эпохе и личности киевского князя Владимира Святого.

  »Послание» сохранилось в единственном списке XI в. из Кассельской земельной библиотеки {Kassel, Landesbibliothek, philol. 4).

  Издания: Первые издания, которые иногда продолжают использоваться в историографии, неудовлетворительны: Гильфердинг 1856. С. 8-34 (editio princeps по не вполне исправному списку с Кассельской рукописи); МРН 1 / A. Bielowski. Р. 223-228 (по копии Кассельской рукописи и изданию А. Гильфердинга); Giesebrecht 2. S. 689-692 (по А. Гильфер-дингу и А. Белёвскому, с рядом конъектур); поэтому пользоваться надо научно-критическим изданием Я. Карвазиньской: Ер. Brun. Р. 97-106. Более полный список изданий см.: RFHMAe 2. Р. 592. Историю введения памятника в науку см.: Widera 1957. S. 94-103.

  Переводы: На немецкий язык: Voigt 1907. S. 436-443; Schiemann 1. S. 74-75 (только отрывок о Руси и печенегах); на польский язык: Abgarowicz 1966. S. 249-261; на итальянский язык: Ignesti 1951. Р. 97-105; на русский язык: Гильфердинг 1856. С. 8-34; Оглоблин 1873. С. 1-15 (перевод страдает вольностями); Свердлов 1. С. 49-51; ДР 314-315 (в последних двух изданиях — только «русско-печенежский» фрагмент).

  Литература: Kolberg 1884. S. 1-108; Voigt 1907; Manitius 2. S. 231-236; Zakrzewski 1925. S. 209-226; Kahl 1955. S. 161-193, 360-401; Wenskus 1956; Mieysztowicz 1958. S. 445-502; Widera 1959. S. 365-381; Wattenbach, Holtzmann 1. S. 48-52; 3. S. 18*-21*; Karwasinska 1972. S. 91-105; Sansterre 1990. P. 493-506.

БРУНО КВЕРФУТСКИЙ.
ПОСЛАНИЕ К ГЕРМАНСКОМУ КОРОЛЮ ГЕНРИХУ II

(1008 г.)

  Благочестивому мужу церкви королю Генриху1 Б.2, не более чем ничтожество, [желает] всего, что королю во славу и Господу всеведущему угодно.

  [Когда Бруно пребывал в стране венгров3, брат короля, епископ Бруно4, сообщил автору, что король помнит и печется о нем. В ответ Бруно Кверфуртский намерен дать королю отчет в своих миссионерских делах.] Верно, уже целый год исполнился месяцами и днями с тех пор, как мы покинули венгров (Ungri)5, где понапрасну провели много времени, и направились к печенегам (Pezenegi), жесточайшим из всех язычников6. Государь7 Руси (senior Ruzorum)8, великий державой (regnum) и богатствами, в течение месяца удерживал меня против [моей] воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, у которого, по его словам, я не обрел бы новых душ, а одну только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не в силах был уже [удерживать меня] и устрашен неким видением обо мне, недостойном, то два дня провожал меня с войском до крайних пределов своей державы9, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой (sepes)10. Спрыгнув с коня11, он последовал за мной, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими лучшими мужами (maiores)12 вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы — на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честной гимн: «Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!»13 По окончании респонсория14 государь прислал к нам [одного из] своих лучших мужей с такими словами: «Я проводил тебя [до места], где кончается моя земля и начинается вражеская. Именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни15, ибо знаю, что завтра до третьего часа16 суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти»17. Я отвечал: «Пусть Господь откроет тебе [врата] Рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!»

  Что же? Два дня шли мы беспрепятственно, на третий, в пятницу, трижды — утром, в полдень и в девятом часу18 — все мы со склоненными выями влекомы были на казнь, но столько же раз по чудесному знамению — такова была воля Господа и водителя нашего Петра19 — невредимы ускользали от встретившихся нам врагов. В воскресенье, когда мы добрались до мест более обитаемых20, нас оставили в живых до срока, пока весь народ по зову гонцов не соберется на сходку. Итак, в девятом часу следующего воскресного дня нас зовут на сходку, бичуя, словно лошадей. Сбежалась бесчисленная толпа. С налитыми кровью глазами, они подняли страшный крик. Тысячи обнаженных мечей и тысячи топоров над нашими головами грозили изрубить нас на куски. До ночи терзали нас, волоча в разные стороны, пока нас не вырвали из их рук старейшины (maiores)21 [той] земли, которые, будучи рассудительны, услыхав наши речи, поняли, что мы с добром явились в их землю. Как то было угодно неисповедимому Господу и честнейшему Петру, пять месяцев провели мы среди этого народа, обойдя три его части, не заходя в четвертую22, из которой к нам прибыли послы от лучших людей (meliores). Обратив в христианство примерно тридцать душ23, мы, по манию Божию, устроили мир24, который, по их словам, никто кроме нас не смог бы устроить. «Сей мир, — говорили они, — тобой устроен. Если он будет прочен, то все мы, как ты учишь, охотно станем христианами25. Если же государь Руси изменит уговору, нам придется думать только о войне, а не о христианстве». С тем я и прибыл к государю Руси, который ради Божьего [дела] одобрил это, отдав в заложники сына26. Мы же посвятили в епископа [одного] из наших27, которого он затем вместе с сыном поместил в середине земли [печенегов]28. И установился, к вящей славе Господа, Спасителя нашего, христианский закон среди наихудших и жесточайших из всех обитающих на земле язычников29.

Св. Адальберт

Св. Адальберт (Войтех) прибывает с проповедью к пруссам

  [Теперь Бруно отправляется к пруссам30. Миссионер оправдывается от возможных обвинений в службе Болеславу Польскому больше, чем Генриху II тем, что старается всеми силами примирить их. Тем более что союз Генриха с язычниками-лютичами против Болеслава31 представляется противоестественным, и потому Бог помогает Болеславу. Лучше было бы помириться с Болеславом и заняться обращением лютичей. Вестники из-за моря от свигиев (Suigii) сообщили, что посланный туда Бруно епископ крестил государя свигиев, у которого до тех пор только жена была христианкой, и много народу Но в результате гонений новокрещеные с епископом покинули прежние места32. Генрих должен употребить все силы для обращения лютичей и пруссов.]

(
Ер. Вrun. Р. 98-100)

 

Бруно Кверфутский. Послание к германскому королю Генриху II

Дата публикации: 13.03.2019 г.

 

в раздел

 

КОММЕНТАРИИ

1
Германскому королю Генриху II.

2
Может быть начальной буквой как родового (Бруно), так и монашеского (Бонифаций) имени автора «Послания».

3
В 1004-1007 гг., вероятно, с перерывом, Бруно миссионерствовал среди так называемых «черных венгров» (Ungri Nigri), под которыми следует подразумевать, очевидно, трансильванских секеев. Победа венгерского короля Иштвана (Стефана) I Святого над своим тестем Дьюлой, правителем Трансильвании, и подчинение востока Венгрии имели место ок. 1003 г.

4
Епископ аугсбургский, младший брат Генриха II и Гизелы, жены венгерского короля Иштвана I. Речь идет о пребывании Бруно Аугсбургского в Венгрии во второй половине 1006 или 1007 г.

5
Учитывая датировку встречи Бруно Кверфуртского с Бруно Аугсбургским в Венгрии, написание «Послания» можно с известной уверенностью отнести к 1008 г.

6
Кочевники-тюрки, в конце IX в. пересекшие Волгу, в течение второй половины этого столетия вытеснившие венгров из Северопричерноморской степи и ставшие более чем на столетие беспокойным южным соседом Руси. Понеся в 1036 г. решительное поражение от войск киевского князя Ярослава Мудрого, печенеги под давлением торков (узов) и половцев были оттеснены к Дунаю, где были окончательно уничтожены византийскими войсками в 1090/1 и 1122 гг. (Расовский 1933. С. 1-66; Плетнева 1958; Pritsak 1975. Р. 211-235; СЕЭС. С. 213-222; Толочко 1999. С. 53-79).

7
Употребление по отношению к киевскому князю не обычного в таких случаях для латиноязычной письменности средневековья титула rex «король», а неопределенного термина senior «господин, государь» доставляло трудности комментаторам (Hellmann 1959. S. 404— 406; Шушарин 1965. С. 423; Свердлов 1. С. 52-53. Коммент. 3). Senior Бруно именует не только Владимира Святославича, но и Болеслава I Польского, анонимного шведского конунга (Олафа I?), св. Петра и даже самого германского короля Генриха II. В то же время Генрих II неоднократно титулуется в сочинениях Бруно rex, хотя и этому термину присуща неопределенность: наряду с rex применительно к германскому императору Отгону III или византийскому императору Константину Великому, этот же титул прилагается, например, к чешскому князю св. Вячеславу (Вацлаву). Складывается впечатление известного безразличия Бруно по отношению к титулатуре, которое в «Послании» носит даже подчеркнутый характер ввиду сознательного применения размытого термина senior. Учитывая характер «Послания» как своеобразной миссионерской программы, позволительно предполагать причину именно в характере последней, для которой было свойственно представление о необходимости сотрудничества христианских государей в деле миссии.

8
Хотя Бруно не называет имени русского князя (как, впрочем, в первой части «Послания» — и имени венгерского короля), ясно, что речь идет о Владимире Святославиче, крестителе Руси. По расчету времени, Бруно должен был прибыть на Русь зимой 1007-1008 гг., что согласуется с косвенными хронологическими указаниями в самом «Послании». Из Трансильвании Бруно мог попасть к печенегам и более кратким путем, но он предпочел путь через Русь. Почему? В науке в Бруно Кверфуртском нередко усматривают политического эмиссара польского князя Болеслава I. Бруно будто бы то ли устраивал русско-польское сближение, то ли, напротив, был организатором польско-печенежского союза против Руси как потенциального союзника Германии в ее борьбе против Польши (Zakrzewski 1925. S. 261; Пашуто 1968. С. 34-35, 121-122; Головко 1988. С. 18-19; и мн. др.). И в Венгрии, по распространенному мнению, целью Бруно было примирение Болеслава I и Иштвана I. Подобные предположения представляются сильно преувеличенными. Бруно мог способствовать миру между христианскими государями, так как такой мир был, с его точки зрения, одним из условий успеха христианской проповеди среди язычников, но вряд ли он мог стать устроителем политических коалиций. В случае с Киевом дело могло обстоять проще: для миссионерской деятельности в степи нужна была относительно близко расположенная база, и роль таковой естественно мог сыграть Киев.

9
В середине X в., по данным Константина Багрянородного, земля печенегов отстояла от Руси на один день пути (Конст. Об упр. имп. 37.47. С. 157). Вероятно, с началом строительства Владимиром укреплений на южной границе Руси (ПСРЛ 1. Стб. 121; 2. Стб. 106) она была несколько отодвинута в глубь степи. При обычном расчете день пути = ок. 30 км, данные Константина указывают на рубежи по реке Стугне, а Бруно — на берега Роси в районе древнерусского города Юрьева (в начале XI в., видимо, еще не существовавшего), где Рось ближе всего отстоит от Киева. Примерно на таком же расстоянии находился и Переяславль (окрестности которого иногда считали областью, в которой проповедовал Бруно: Ляскоронский 1916. С. 273-295), но молчание в «Послании» о переправе через Днепр делает первое из названных предположений предпочтительным.

10
В науке это сообщение давно сопоставлено с так называемыми «Змиевыми валами» — системой земляных фортификаций, которые отчасти, быть может, восходили в своей основе еще к скифскому времени, но в целом были сооружением древнерусской эпохи (Звiздецький 1987. С. 119-124; Кучера 1987; Кучера, Iванченко 1987. С. 67-79; Kowalczyk 1992. Р. 151-160). Трудность, однако, в том, что лат. sepes означает именно ограду, частокол, палисад (а не «завал», как считает П.П. Толочко [1999. С. 66-67], пользуясь неверным переводом). Следовательно, по крайней мере в отдельных пунктах валы были укреплены палисадами. Такими пунктами могли быть прежде всего места, где в валах были проделаны проходы (то, что чуть ниже в «Послании» именуется «воротами» — porta), которые должны были иметь постоянную охрану. Понятно, что Бруно не осматривал систему укреплений в целом и потому мог остаться в убеждении, что такого рода палисады были везде.

11
Перевод условен в той мере, в какой исходит из конъектуры salit de equo вместо неудобопонятного sedit de equo. В таком случае очевидец рисует киевского князя бодрым всадником. Если же остаться при чтении, донесенном рукописью, то (при всей своей языковой корявости, в остальном вовсе не свойственной стилю Бруно) оно дает совсем иную картину: князь усаживается, спустившись с коня, что больше соответствует данным другого современника — Титмара Мерзебургского.

12
Сглаживающая неопределенность, отмеченная выше в отношении употребляемой Бруно титулатуры правителей, наблюдается и в отношении наименований знати в различных обществах. Размытый термин maiores видим у Бруно применительно как к Руси, так и к печенегам (чуть ниже в «Послании») и даже к Германии (Brun. Vita V fr. 7. P. 45: maiores в окружении императора Оттона III). Затрудняемся передать его во всех случаях одним и тем же русским термином.

13
Ио. 21, 15-17. В. Мейштович видит здесь датирующее указание. Эти слова входят в богослужебное последование на память Престола св. Петра в Антиохии, отмечаемую Западной церковью 22 февраля. В 1008 г. этот день падал на воскресенье, и потому память была перенесена на понедельник 23 февраля; если предположить, что Бруно со спутниками покинул Киев именно 23 февраля, то его встреча с печенегами на пятый день должна была прийтись именно на пятницу, как о том и говорится в «Послании» (Mieysztowicz 1958. S. 490-491). Эти остроумные расчеты нуждаются по крайней мере в одном уточнении. Другая аналогичная память — Престола св. Петра в Риме — имела место 18 января (KLWB. S. 197. S. v. «Cathedra S. Petri»), которое в 1008 г. также было воскресным днем, так что все приведенные календарные соображения сохраняют силу и в отношении этой даты. Если полагаться на них, то выходит, что Бруно прибыл в Киев в декабре 1007 или в январе 1008 г. В принципе, пение упомянутого антифона положено и в другие дни, связанные с памятью св. апостола Петра — например, 29 июня, но в рамках общей хронологии деятельности Бруно в 1007-1009 гг. относить отправление миссионера в печенежскую степь к середине лета 1008 г. невозможно.

14
Род молитвы, состоящей, как правило, из двух стихов, когда хор подхватывает стих, произнесенный диаконом или чтецом.

15
По существующим хронологическим оценкам, рождение Бруно следует отнести к середине — второй половине 970-х годов, так что в 1008 г. ему было ок. 30 лет. Конечно, Владимир, который был старше, по меньшей мере, на 15-20 лет, мог посочувствовать молодости Бруно. Дело, однако, возможно, еще и в том, что по шкале возрастов, идущей от римской античности, «юношей» (iuvenis) считался мужчина до 40 лет, от 40 до 60 лет — «мужем» (vir), а старше 60 — «старцем» (senex). Интересно, что в опрометчивости, свойственной «молодости», упрекает Бруно и Генрих II, родившийся в 973 г. и бывший, таким образом, практически сверстником миссионера.

16
При обычном для античности и средневековья счете часов от 6 часов утра получаем ранее 9 часов.

17
Очевидно, это неожиданное пророчество основано на упомянутом выше «видении» Владимира относительно Бруно.

18
Т.е. в третьем часу пополудни.

19
Св. апостола Петра.

20
Так мы переводим не вполне ясное выражение «pervenimus ad maiorem populum», которое можно было бы понять и как обозначение ставки одной из печенежских орд.

21
Сообразно родовому устройству печенежского общества переводим в данном случае термин maiores как «старейшины». Ср. чуть ниже в аналогичном контексте meliores.

22
Эти данные вполне согласуются с известием Константина Багрянородного, что земли печенегов на правобережье Днепра делились на четыре округа («фемы») (Конст. Об упр. имп. 37.39-45. С. 157). Молчание Бруно о других «частях» печенегов косвенно свидетельствует о том, что его проповедь коснулась только правобережных орд.

23
Часто эти данные рассматривают как доказательство весьма скромных успехов миссии Бруно. Если так, то подобное свидетельство миссионера было бы неуместным (особенно в общем контексте «Послания») откровенничаньем. Вероятнее, что Бруно учитывал только знатных людей, тех самых maiores и meliores, крещение которых предполагало крещение также зависимых от них рядовых кочевников.

24
Следовательно, Бруно должен был располагать на этот счет какими-то полномочиями со стороны киевского князя.

25
Эти слова указывают на один из мотивов миссионерской программы Бруно, в том числе и его проповеди среди печенегов: единение в вере ведет к установлению политического мира.

26
С учетом всех хронологических указаний, содержащихся в «Послании», возвращение Бруно в Киев должно было состояться примерно в июле-августе 1008 г. В сыне-заложнике, отправленном Владимиром к печенегам, в историографии обычно видят Святополка, для которого впоследствии характерен союз с печенегами (Ляскоронский 1916. С. 294; Zakrzewski 1925. S. 224; Рорре 1995. S. 285; и мн. др.). Однако это крайне маловероятно: обычно в заложники отдавали мальчиков, тогда как к 1008 г. Святополку Владимировичу было 30 лет, и он имел собственный стол в Турове. Скорее всего заложником был кто-то из младших Владимировичей.

27
Т.е. одного из спутников Бруно. Вообще говоря, согласно каноническому праву, рукоположение епископа требует сослужения не менее трех архиереев. В таком случае пришлось бы предполагать участие в поставлении епископа для печенегов кого-то из иерархов юной Киевской митрополии, в которой на начальном этапе ее существования было, помимо митрополита, по крайней мере три епископа (в Белгороде под Киевом, Новгороде, Полоцке и/или Чернигове). Возможно, дело обстояло именно так (см. следующее примеч.), но не исключено и то, что особый статус Бруно как миссийного архиепископа (archiepiscopus gentium) включал полномочие рукополагать епископов на территориях, захваченных его миссией.

28
Если не предполагать в этом несколько невнятном месте («quem simul cum filio posuit in terre medium») порчи текста (скажем, posuit, т.е. Владимир, из первоначального posuerunt, т.е. печенеги), то отсюда следовало бы, что новообразованное миссийное епископство для печенегов должно было войти в юрисдикцию киевского митрополита (это было бы естественным и из чисто географических соображений). В таком случае то был бы еще один штрих, характеризующий Бруно как деятеля пока еще не разделенной церкви.

29
Судя по тому, что уже в 1013 г. печенеги (естественно, правобережные) участвовали в военных действиях против Владимира на стороне польского князя Болеслава I, Печенежское епископство, как и русско-печенежский мир, заключенный Бруно, просуществовали недолго. В то же время, не исключено, что польский князь мог использовать в своих целях плоды деятельности Бруно, в том числе контакты с печенегами и Печенежское епископство.

30
Во время этой миссионерской поездки он и погибает.

31
Союз был заключен уже в 1003 г., в ходе первой немецко-польской войны 1002—1005 гг.

32
Этих «свигиев» принято отождествлять со свеями-шведами, а «государя свигиев» («senior Suigiorum») — со шведским королем Олафом I Шётконунгом, который был женат на ободритке Эстрид. Олафу действительно пришлось под давлением языческой оппозиции покинуть Свеаланд и укрываться в относительно более христианизированном Вестеръётланде.

 

БРУНО КВЕРФУТСКИЙ.
ПОСЛАНИЕ К ГЕРМАНСКОМУ КОРОЛЮ ГЕНРИХУ II

 

Лого www.rushrono.ru

Поделиться: